Zimmer

Том со скоростью света скатывается с Билла и оказывается на краю кровати, вздыхает, нервно теребит дреды. Он знает, конечно, что я в курсе, но, видимо, все равно неприятно. А нам выезжать надо через пять минут, и я не собираюсь тут делать вид, что мне неудобно или извиняться.

- Вы хоть собрались? – смотрю на Билла, который так и не сдвинулся с места, только щеки пылают, он хмурится, кладя себе руку на ширинку джинсов.

- Да, только… Дэвид, мож еще минут десять, а? – ну уж нет, я не собираюсь опаздывать, только из-за того, что двое участников Tokio Hotel хотят заняться сексом. И не просто участников, а братьев. Блин, кому скажешь, примут за сумасшедшего, поэтому я предпочитаю молчать.

Том прекрасно понимает, что уговоры не помогут, и начинает подтягивать сумки к двери.

- Давай, вставай, - я за локоть вытягиваю его брата из кровати, хорошо хоть они не успели шмотки с себя постягивать, и мне, правда, не приходится краснеть. Он выдергивает свою руку и надевает куртку, изредка бросая задумчивые взгляды на Тома. Тот не реагирует вообще никак. Билл слишком сильно нажимает Play на плеере и вылетает из номера, прихватив только небольшую сумку через плечо.

Когда мы, наконец-то, все садимся в микроавтобус, Билл немного успокаивается. Он дергает ногой в такт музыки, и сжимает томово колено. И в этом жесте столько обещания, что мне невольно становится душно. Почему эти двое делают это? Почему я знаю кучу братьев и сестер, в том числе близнецов, которые… совершенно нормальны! Я, вообще-то не жалуюсь, мне все равно, что они там делают, лишь бы это не мешало работе, потому что они по-настоящему талантливы, и я готов позволять им многое. Кроме того, то, что они так тонко чувствуют друг друга просто отлично, это очень важно на концертах и на интервью. Правда, я не знаю чем это вызвано, тем, что они близнецы, или тем, что между ними нечто большее, чем братская любовь.

Если не ошибаюсь, Густав с Георгом ни о чем не догадываются, хотя я не понимаю, как можно не замечать столь очевидных вещей. Если по Тому, и правда, трудно что-то понять, так как за его ухмылками спрячется все, что угодно, то Билл читается как открытая книга. Когда он рядом с братом, его движения становятся более плавными, он, как будто, расслаблен и напряжен одновременно. Кажется, что если к нему просто прикоснуться, он выгнется, точь-в-точь, как во время секса, поэтому на фотосессиях я всегда стараюсь держать Тома неподалеку. Фотографии, настолько наполненные неподдельной эротикой никого не оставят равнодушным. Билл и сам не понимает, почему настолько привлекателен. Не знаю, почему это замечаю я.

- Остановите машину! Я забыл мобильник в номере, мне надо вернуться!

Что? Я ушам своим не верю. Густав оборачивается с сиденья перед нами, Георг рядом с ним давно спит, и удивленно приподнимает брови. Я знаю это выражение, что-то вроде «Биллу вздумалось покапризничать».

- Купим новый, сразу, как только прилетим, - почти без надежды говорю я.

- Нет, это невозможно, там куча важных номеров, он мне просто жутко нужен!

- Билл, понимаешь…

- Давай, я просто возьму такси и, по-быстрому, сгоняю за ним?

- Ты же прекрасно знаешь, что не можешь поехать один, и мне придется ехать тоже. – ну почему мы никогда не можем уехать куда-то нормально?

- Я тогда тоже с ним поеду, - равнодушно бросает Том со своего сиденья. Мне на секунду приходит в голову мысль, что будь я на месте Тома, не выпускал бы Билла из объятий вообще. Но только на секунду.

- Ну, ладно - мне приходится сдаться, как бы досадно это не было, и машина тормозит после первого перекрестка. Я надеюсь, что мы быстро поймаем такси, ибо без бейсболки, с торчащими волосами, Билл выглядит слишком броско, а вместе с братом они вообще составляют странную парочку. На улице уже темнеет, но фонари еще не включены, свет машин на мгновение ослепляет, но мне удается быстро поймать такси, и мы с близнецами забираемся в теплый салон.

Хорошо, что до гостиницы недалеко, а то они бы свели с ума несчастного водителя. Я видел, как он все время поглядывает в зеркало заднего вида, и мне даже не надо поворачиваться, я и так видел это раньше. Видел, как они могут долго просто сидеть и смотреть друг другу в глаза, или как Том аккуратно поглаживает запястье брата, а тот одними губами шепчет только им понятные слова. Надеюсь, они, тут хотя бы целоваться не будут.

Когда мы останавливаемся у отеля, я кидаю Биллу:

- Давай, быстренько, за телефоном и обратно, - но Том вылезает вслед за ним.

Я уже десять минут сижу в машине, а близнецы все не возвращаются, и водитель не выглядит довольным. Черт, если они там что-то опять затеяли, я их просто придушу как котят, они никогда не могут понять, когда можно, а когда нельзя. Отпускаю такси, влетая в холл отеля. Подняться на наш этаж - две минуты, толкаю дверь и чувствую себя гребанным пророком. Том прижимает брата к стене животом, задрав его футболку до самых подмышек, трется пахом об его задницу, наверняка уже звезды перед глазами видит, хоть кто бы съехал от этих звуков, которые Билл издает. Без слов, но так умоляюще, что у меня самого крыша едет. Я хватаю Тома за плечо, стараясь сжать посильнее, и выталкиваю в коридор:

- Вниз, быстро!

Билла я тащу чуть ли не на себе, потому что у него заплетаются ноги, а поручить его Тому было бы сейчас самоубийственно.

Приходится брать тачку отеля. Они предлагают мне взять микроавтобус, и я соглашаюсь, лишь бы скорее свалить и добраться до аэропорта. В машине я пробираюсь в самый конец, где широкие сиденья расположены друг напротив друга, сажусь справа, в то время, как близнецы усаживаются напротив меня.

Не знай я, в чем дело, подумал бы, что младший сейчас потеряет сознание, у него совершенно бездумный взгляд, он сразу пристраивается на плечо брата, кладет руку ему на живот, и Том обнимает его, проводя рукой по волосам, по щеке, и, наконец, за подбородок приподнимает его лицо к себе. Я хочу отвернуться, но не могу, они меня завораживают. Завораживают руки Тома, крепко обнимающие брата, завораживает приоткрытый рот Билла, с чуть дрожащими губами, яркий, даже в полумраке микроавтобуса. Старший целует его, наверно, забив на меня окончательно, и близнец подается к нему всем телом, углубляя поцелуй.

Я благодарю Бога за то, что от водителя нас отделяет тонированное стекло, но лично для меня они сейчас большая проблема.

Близнецы поворачиваются ко мне одновременно, с одинаковым голодным блеском с глазах, с одинаково припухшими губами.

- Пожалуйста, - шепчет Билл, - можно мы… Дэээвид?

О, Господи! О чем он просит? Чтоб я разрешил потрахаться им с братом прямо здесь? Я киваю, еще не соображая до конца, я в легком шоке, уже даже хочу посмотреть, как далеко они зайдут.

Все это похоже на какой-то гребанный странный сон, один из тех, которые потом с удовольствием бы обсасывали последователи Фрейда: взрослый мужчина, подсматривающий за мальчиками-близнецами, помешанными на инцесте… Но эти самые мальчики не дают мне до конца подумать об извращенности ситуации, потому что одним плавным движением, Билл ложиться на сиденье, призывно смотря на брата. Том кидает на меня, как будто «проверяющий» взгляд, и, поняв, что все нормально, и я, вроде как, сижу тихо, концентрирует все свое внимание на брате. Он явно не торопится, то ли привык так, то ли сейчас боится меня.

Но это ненадолго, распростертый рядом с ним брат, видимо, заставляет забыть обо всем. Билл тяжело дышит, когда Том скидывает кроссовки и залезает на сиденье, садясь как раз между расставленных ног брата. Он кладет руки Биллу на живот, и ведет ладони вверх, задирая майку, а потом уже, проведя пальцами по соскам, обратно вниз, расстегивая ремень и ширинку, но на этом останавливаясь.

Я даже дышать забываю. Забываю, что могу уйти на переднее сиденье микроавтобуса, руки уже немеют от того, как сильно я вцепился в кожу обивки. Я смотрю на младшего Каулица, не в силах оторваться от жадного блеска в его глазах, от тонкой руки, вцепившейся в штанину Тома. Тот снова оглядывается на меня и хмурится. Как будто хочет сказать «свали уже, Йост». Ну уж нет, теперь я хочу досмотреть, несмотря на то, что мне все труднее не отвлекаться на тяжесть между ног. Том не решается стягивать с брата штаны прямо так, он ложится на него сверху, а только потом спускает ему джинсы с задницы. Достает из кармана маленький тюбик и протискивает руку между их телами, наверно, выдавливает гель сразу внутрь.

Боже, мне становится так жарко.

Это выглядит как годами заученная прелюдия.

Билл тихонько стонет. Он хватается за пояс своих джинсов, которые Том не снял до конца, и стаскивает их ниже колен, потом вообще выпутывается из одной штанины. Он закидывает тонкую ногу брату на спину, притягивая его ближе к себе, и теперь я вижу как рука Тома ритмично двигается, он раз за разом проталкивает пальцы в Билла, отчего тот просто сходит с ума, судя по издаваемым им звукам. Он тянет брата на себя, впиваясь в губы.

У меня едет крыша. Он целуются взасос. Они собираются трахнуться прямо сейчас.

Я смотрю на бок Билла, переходящий в бедро и острую коленку, на узкую щиколотку, с маленькой торчащей косточкой. Я бы на месте Тома, поцеловал его именно в эту косточку, подняв ему ногу вверх, прямо перед тем, как войти.

Стоп, нет, я бы этого вообще не делал.

Я кладу ногу на ногу, хотя становится только больней. Вот бы сейчас пойти отдрочить как следует.

Теперь Том совсем лег на брата, задрав обе его ноги высоко себе на спину. Они мгновенье смотрят друг на друга, а потом Билл откидывает голову назад, а Том подается вперед, впиваясь в его шею, и, мне кажется, я даже вижу, как он входит в него. У Билла вырывается высокий стон, почти на грани истерики, и следующие несколько минут он вообще не замолкает. Том двигается быстро и сильно, мышцы на бедрах напряжены, глаза, не отрываясь, наблюдают за братом. Я тоже на него смотрю, на совершенно непередаваемое выражение экстаза на лице, на плотно сомкнутые ресницы и чуть страдальчески сморщенный лоб. Том, не тормози, сейчас надо погладить его. Ну же, погладь его по животу, а потом обхвати рукой член, видишь он уже почти, почти…

Я сам почти кончаю, но сдерживаюсь, закрывая глаза, хотя все равно слышу хриплые стоны, Том что-то там шепчет, а Билл очень нежным голосом говорит «да, да…», а потом вскрикивает. Я затыкаю уши.

Когда мы приезжаем в аэропорт, я уже почти не возбужден, во всяком случае, это не так заметно. Но я не могу оторвать взгляда от близнецов, точнее от Билла. Он чуть более расстрепан чем обычно, но его улыбка такая счастливая, его движения такие плавные, все его жесты, мимика, все почему-то воспринимается мной по-другому.

Я захожу в туалет аэропорта, чтобы умыться и привести себя в порядок. Подставляю руки по холодную водяную струю и понимаю, что мне уже не хочется пойти в кабинку и отдрочить.

Мне хочется сделать с Биллом тоже самое, что 20 минут назад сделал с ним Том.

***

Весь следующий день Билл был задумчив. Отвечал односложно и при каждом удобном случае включал плейер. Том внимательно следил за ним издали, стараясь лишний раз не задевать, но быть поблизости. Еще через день, Билл уже улыбался, а к вечеру, казалось, совсем забыл об этом дурацком интервью. Что творилось в душе брата на самом деле, Том не знал, но Билл больше не вспоминал об этой истории, а Том не напоминал ему, понимая, что брату это не приятно. К тому же, было не до того: круговерть съемок, записей, телешоу и интервью оставляла силы только для того, чтобы доползти до кровати и вырубиться до следующего суматошного утра. Поэтому, получение очередной музыкальной награды было воспринято, как вполне ординарное событие и даже не удивило. Кажется, они удивились бы больше, если бы она им не досталась.
Предстояла процедура, отработанная до мелочей. Очередной Холл или Палас, Билл даже не пытался запомнить их названия. Люди в черном (как они с ребятами называли секьюрити) с незаметными передатчиками и острым взглядом. Толпа фанаток на периферии, отделенная для безопасности заграждением, кучка журналистов, разноцветный пуфики микрофонов у лица, вспышки, щелчки затворов, взмах тонкой руки унизанной кольцами, белоснежная улыбка, томный взгляд в камеру. Поворот. Еще раз. С Томом, со всеми, снова один. Несколько ничего не значащих, сотни раз переписанных и растиражированных слов. Шум, шум, шум. Жалобный взгляд на Йоста: "Дэвид, я хочу в туалет. Можно уже?". "У тебя 10 минут, - кивок охраннику". И вот звонкая тишина туалетной комнаты отрезает неумолчный гул паблисити. Здесь его шаги по кафелю кажутся грохотом.
Билл подошел к зеркалу, оперся на мраморную полку. Изучающе посмотрел на себя. Косметика в порядке. Немного усталые глаза, но за мегаваттной улыбкой не видно. Потрогал веер волос: лак продержится как минимум еще часа два. А потом, он надеялся, все это закончится и можно будет окунуться в обжигающую негу ванны. Он достал помаду, освежил губы. Полюбовался нежным блеском. Выходить не хотелось. Вдруг подумалось, что, если запереться в одной из кабинок, вылезти через окошко, как показывают в детективах и сбежать? Он представил себе суматоху, которая поднимется, когда минут через 20 охранник потеряет терпение и зайдет в туалет, понимающую ухмылку Тома, перепуганное лицо Йоста. Правда, он никогда не видел их продюсера чем-то напуганным, но прикинул как это могло бы выглядеть. Для наглядности даже попытался изобразить это в зеркале. Получилось смешно и неубедительно. Нет, наверное, Йост не испугается. А сохранит свою всегдашнюю невозмутимость и деловито начнет поиски. Билл усмехнулся: "Ладно, не буду подвергать его такому испытанию, ему и без того не легко".
Пора было выходить из тихого убежища. Он еще раз оглядел себя, поправил рюшечки на рубашке - эта была его любимая, черная, в ней он выглядел особенно... женственно, подсказало сознание. Билл нахмурился, вспомнив пресловутое интервью. Резко развернулся и уткнулся в красную спортивную майку, закрывавшую широкую грудь. Голды, толстовка неопределенного цвета... Билл поднял глаза и встретился с "очаровательной" ухмылкой на плохо выбритом лице. Перед ним стоял Бушидо собственной персоной.

***

Журналисты постепенно теряли интерес к группке подростков. Вопросы закончились, до начала церемонии оставались уже считанные минуты. Репортерская братия и гости медленно освобождали холл, перетекая в зал. Йост посмотрел на часы. 10 минут истекли уже 10 минут назад. Он оглядел холл, насколько это позволяла еще не рассеявшаяся толпа. Знакомой худой фигурки с черным вавилоном на голове видно не было. Йост в недоумении пожевал губу. Еще раз взглянул на часы.
- Где он? - спросил Том.
- Похоже, все еще в туалете, если только он не умеет становиться невидимым.
- Может, у него понос? – неприминул пошутить Георг. - От нервов это бывает.
Йост посмотрел сквозь него. Ему почему-то не хотелось сейчас шутить. Глупо, конечно, нервничать. Он понимал, что ничего случиться не может. Вроде. Но чем черт не шутит, когда Бог спит. Том посмотрел на него внимательно, чувствуя, что продюсер начинает волноваться. Его самого охватило какое-то смутное чувство. Он бы не мог определить, что именно его беспокоило, но обычно Билл так не поступал. Проспать, опоздать из-за своих бесконечно долгих сборов - это вполне в его духе, но опоздать, когда нужно сделать всего 3 шага. Это на Билла было совсем не похоже.
- Дэйв, давай я за ним схожу.
- Ага, давайте все там пропадем.
- Да ладно. Я все равно в туалет хочу.
- Черт, говорил, надо еще одного охранника...
- Да ладно, Дэйв, что тут пограничная зона что ли? Я быстро.
Йост еще раз оглядел холл. "Ладно, только ты еще не пропади, - и в очередной раз осмотрел циферблат своих часов".

***

"Более подходящего места, чтобы взять в рот найти трудно, - с тоской подумал Билл". Сейчас он с невероятной ясностью понял выражение: "Сердце ушло в пятки". Оно как-то нелепо дернулось в груди и провалилось. На его месте Билл ничего не ощущал кроме тянущей пустоты, зато в животе все сжалось, как будто туда опустили горячий комок. Горло пересохло, язык, распух и прилип к нёбу. Билл сглотнул и сделал шаг влево, чтобы обойти "гориллу". "Горилла" повторил маневр в зеркальном отражении.
- А я тебя знаю, чувак. Ты из "Токио".
- Нет, я из Магдебурга - нашел в себе силы ответить Билл.
- Шутник.
Билл шагнул вправо, но путь снова был закрыт. Он поднял глаза и встретился с нагловатым, насмешливым взглядом черных, полувосточных глаз.
- Ты спешишь?
- Да. Пропустите, пожалуйста. - Билл старался быть пренебрежительно вежливым, насколько ему позволяла мелкая дрожь, предательски отдающаяся в голосе.
- Это твой охранник там, у дверей?
- Мой. И если я не выйду, он зайдет сюда, и вам...
- Ты серьезно? - Бушидо положил руку на плечо Билла, - давай проверим? Пять минут нам вполне хватит. Я давно ждал такой возможности. А?
Биллу показалось, что он рухнет в оброк прямо сейчас. Пальцы его стали ледяными, а ног он не чувствовал уже давно. Он не мог даже пошевелиться, не говоря о том, чтобы сбежать. Меж тем рука урода уже двигалась к его шее, он чувствовал влажные пальцы сквозь кружевной воротник блузки. Билл поднял руку и упершись в красную грудь, попытался оттолкнуть от себя огромное тело. Кричать было бесполезно. Его бы все равно не услышали, да и вряд ли у него сейчас получился бы даже писк. Оставалась надежда, что охранник наконец, отправится на его поиски. А Бушидо меж тем, казалось, даже не замечал усилий парнишки. Второй рукой он притянул его к себе, не замечая все еще упирающейся в него ладони. Его рука скользнула по спине и сжала худые ягодицы.
- Бля, ты худой, как девчонка. А, может, ты и вправду девчонка? А?
- Отпустите - прошипел Билл сквозь зубы.
- Опустить? - Переспросил Бушидо, похабно ухмыляясь. - Ну давай.
Он надавил Биллу на шею. Билл вцепился в футболку обеими руками, и наклонил голову, понимая, что если сейчас окажется на полу, то сопротивляться будет уже невозможно. Пушистый ежик его волос забился в нос и рот рэппера, что заставило того ослабить хватку. Билл выскользнул из жутких объятий и бросился к двери. Сапоги заскользили по кафелю, он потерял несколько секунд, перебирая ногами и был перехвачен за талию. Бушидо прижал его к себе, одной рукой держа ниже живота, другой вытаскивая блузку из джинсов. Билл, отталкивался от него всем телом, но только распалял желание рэппера, ощущая ягодицами, как твердеет то, к чему его прижимали. Мальчик был в ужасе. Бушидо сейчас заставил его вновь пережить то, что он так старательно пытался забыть. То, за что он ненавидел школу и тупых одноклассников с жесткими, потными ладонями. Его затошнило. Глаза наполнились слезами. Он сжал зубы, чтобы не расплакаться, извернулся и ударил каблуком назад, не глядя, стараясь вложить в удар всю ненависть и оставшиеся силы. Каблук скользнул по голени. Билл понял, что промахнулся, а другой шанс ему вряд ли представится.
- Ах ты, щенок, - засмеялся Бушидо, - подхватил его за талию и, приподняв, потащил в сторону кабинок. Распахнутая рубашка черными крыльями металась вокруг обнаженной груди Билла. Сильные руки давили на живот. Было больно и страшно. Живот свело. Билл зарычал и начал брыкаться, изо всех сил колотя Бушидо насколько доставали кулаки.

***

Том постепенно начал осознавать причину своего беспокойства. Казалось совсем ни кстати, всплыли в голове какие-то строчки хит-парадов, знакомое имя, первые места... Он нахмурился и невольно ускорил шаг. Уже добежав до туалета, он четко вспомнил: неделя в чарте! Бушидо! Он сегодня здесь, он тоже получает награду. Том пронесся мимо удивленного охранника и распахнул дверь в туалет.
Первое что он увидел, были огромные, испуганные глаза брата. Этого было достаточно, чтобы привести Тома в ярость. Он бросился вперед, вцепился руками в запястья, обвившиеся вокруг тела его Билла, и с силой дернул их на себя: "Отпусти его, урод!"
Силы были неравны, но Бушидо не ожидал нападения. От неожиданности он ослабил хватку, и Билл выскользнул, упав на пол. Он быстро, на сколько позволяли дрожащие руки и ноги, отполз к стене. Встать, не было сил. Том размахнулся и ударил в красную футболку со всей силы. Бушидо перехватил его за кулак и вывернул руку за спину. Том рухнул на колени.
- Ты чего, детка? - Бушидо захватил его за шею и поднял за подбородок лицом к себе, - а, братишка! Жаль, но ты меня не возбуждаешь. Поэтому, можешь быть свободен.

Бушидо отпустил Тома и дал ему легкого пинка. Том упал на живот. Билл, тяжело дыша, сидел у стены, немощно наблюдая эту картину. Его била лихорадка. Если бы Бушидо сейчас захотел сделать с ним все, что ему заблагорассудится, он бы даже не сопротивлялся. Не успев подумать об этом, он увидел, направляющегося к нему рэппера. Билл плотнее прижался к стене, подтянув колени. Но Бушидо вдруг нелепо вскинул руками и начал валиться прямо на него. Билл собрал остатки сил и откатился в сторону. Бушидо с силой вписался в мраморную стену головой в том месте, где только что сидел Билл, и затих. Билл перевел недоуменный взгляд с бездвижного рэппера на брата. Том лежал в ногах Бушидо и улыбался своей неповторимой озорной улыбкой. Губы его были красными, и в первый момент Билл подумал, с чего это Том накрасился. Потом, до него дошло, что это кровь. Он на четвереньках подполз к брату. Они обнялись, прижались друг к другу, как делали в детстве, когда за окном бушевала гроза, и братишки забирались в одну постель, чтобы было не так страшно. Нервы отпустило, и Билл заплакал. Том вытирал его мокрые щеки рукавом своей толстовки, а Билл слизывал кровь с его разбитых губ...

«Никто не знает, чего мне стоит все это. Со стороны кажется, что работа продюсера – это торт со сливками. Возможно, про сливки они и правы. Только это точно не торт, скорее, кофе. Сверху сладкие сливки, а внизу горький кофе, и каково соотношение того и другого еще вопрос – размышлял Йост, продолжая оставаться невозмутимо-улыбчивым, только глаза его внимательно и напряженно следили за происходящим».
- Да, вот отсюда снимайте. Георг, встань левее, ты закрываешь лэйбл. Фройлен, фройлен, в сторонку, пожалуйста, они будут давать автографы чуть позже. Пожалуйста. Хельмут!

«Кстати, о кофе. Сейчас бы кофейку, огромную чашку черного. Без сахара, пожалуйста.
Господи, как я устал. Даже не верится, что завтра мы улетаем в отпуск. Но ребята его заслужили, конечно. Они молодцы. Не перестаю удивляться их работоспособности. Меня уже часто не хватает на все… Хотя, мне всего 34, а на фоне их бешеной энергии я ощущаю себя старцем. Папаша Йост. Хех.»

- Да? Что? Конечно, они будут давать автографы чуть позже.

«Скулы уже сводит от дежурной улыбки. Порой мне кажется, что я с ней родился, как Гуинплен. Хотя, он, вроде, не родился, ему ее сделали. Ну, точно, как Гуинплен: моя улыбка – печать моей работы… Так, кажется, журналистов достаточно».

- Всё, спасибо, господа, фотосессия окончена. Ребята, сейчас немного автографов и на этом все.

Вместе с охранником Йост настойчиво, но аккуратно начал оттеснять назойливых репортеров.

«Репортеры – это вселенское зло. Насмотрелся я на эту братию. Им не нужен материал, им нужен повод. Только повод для сенсации, для сплетен. А иногда и повода не нужно. Мать родную продадут за тираж. Любой факт истолкуют как надо им и подадут под видом правды. А потом доказывай, что ты не верблюд. Ладно я, я привык к этому, варюсь в этом супе не первый год. А ребята? Им-то каково читать про себя всю эту ересь?»

Дэвид часто ощущал беспокойство за ребят. Даже тогда, когда причин для этого не было вовсе. Особенно за Билла. Почему именно за Билла? За всех… Но за Билла почему-то особенно. Он казался Дэвиду таким хрупким, незащищенным, совсем еще ребенком… Хотя, за этот год парнишка заметно вырос и даже выглядит немного старше остальных ребят из группы. Однако последнее время все чаще, когда Йост смотрел на него, его охватывало чувство невероятной нежности. Но он гнал его от себя всеми силами. Он не мог поддаться ему. Кто он такой? Не отец, не брат. Все это может быть не правильно истолковано. И дело даже не в журналистах, которые найдут что им надо, там, где ничего нет. Дело в самом мальчике. Не дай бог, он почувствует что-то, больше обычной заботы продюсера о своем детище.

- Фройлен, вы потеряли… Пожалуйста. Хельмут, пропусти фройлен, она хочет автограф взять.

"Симпатичная. Господи, сколько же я не трахался? Кажется года полтора. Или все два. Ты заработался, парень"
***

«Да, мы потрудились на славу, альбом получился удачным. И если уж сингл разошелся таким тиражом, то у альбома все шансы стать платиновым не только в Европе».
Йост поймал себя на том, что снова думает о работе, что ни океан, ни сказочный остров не дают ему отвлечься от мыслей о ней.
Решение отправиться на Мальдивы было принято после завершения записи второго альбома. Одни ребята ехать не могли – Йост вызвался сопровождать их, тем более, что самому ему тоже не мешало бы отдохнуть. Он не мог сказать, что бедствовал до работы с «Токио Хотел», но отдых на Мальдивах позволить себе не мог, да если честно, и времени на это не было. Теперь же средства позволили, а время… Это было необходимо. Такой прессинг (от слова пресса, конечно) ни всякий взрослый выдержит, а уж о 17 летних подростках и говорить не приходится. Поэтому Йост волевым решением назначил две недели отдыха на океанских берегах. Ему «в нагрузку» достались Том и Билл, а Густав с Георгом – своим родителям. Но Йост не роптал. Он так привык к ребятам, что порой забывал, что это не его собственные дети. Тем более что своих детей у Дэвида не было.
Сейчас он лежал на пляже, нежась под солнцем и наблюдая краем глаза за своими подопечными.
Пара Каулитцев дурачились в волнах. Глядя на Билла с Томом, никто вокруг и не подозревал, наверное, что это звезды. Вне работы они, по-прежнему оставались детьми. Йост невольно залюбовался их худыми, стройными телами, глядя на них из-под руки.

«Надо бы устроить сегодня ребятам вечеринку. Они честно заработали пару стаканчиков молочного коктейля. Хех».

Ребята заметили его внимание и подбежали, чтобы позвать с собой поплавать.
- Дэйв, кончай загорать, ты превратишься в… блин, – Том с трудом припомнил это странное русское слово и потряс над Дэвидом кистями рук, стряхивая воду.
Дэвид поежился и невольно улыбнулся, почему-то вспомнив, как в детстве делал так же.
- Пойдем, поплаваем, Дэйв – нежный голосок Билла у самого уха. Он улегся рядом на песок, так близко, что Йост почувствовал холодок шедший от мокрого тела и поспешил подняться, сев на пятки.
- Слушайте, у меня есть идея. Как вы смотрите на то, чтобы сегодня вечером устроить пати?
- Ух ты, отличная идея! – Том захлопал в ладоши и опустился рядом с Биллом по-турецки. - Мне кажется, я кроме представительских вечеринок уже нигде не был, а, Билл, как ты?
Билл приподнялся на локте, откинув волосы назад, быстро взглянул на Йоста: «А нам… разрешат.. ну… по коктейльчику?»
- Посмотрим на ваше поведение, - Йост сделал строгое лицо.
- Дэээвид, ну Дээээвид, ну по чуть-чуть, – протянул Билл чуть коснувшись холодными пальцами коленки Йоста.

Касание было легкими, еле заметным. Но то ли пальцы были слишком холодными, то ли кожа Йоста слишком нагрелась на солнце, он ощутил его так, будто его коснулись ледышками. Он чуть заметно отодвинул ногу, но от внимания Билл этот жест не ушел: Дэвид заметил легкую улыбку, коснувшуюся губ мальчика.
- А потом ко мне придут люди из общества охраны детей и животных…
- Да прекрати, мы уже большие, нам скоро исполнится 18 лет, - Том даже подпрыгнул от возбуждения.
- Ну, посмотрим. Сейчас, пошли, поплаваем, а то я действительно испекся уже, а вечеринка вечером. Это логично. Жаль Густава с Георгом нет.
- Мы им все расскажем и покажем.
- Ага, и научим, - Том, как развернувшаяся пружина вскочил на ноги. Билл не торопился подниматься. Йост подал руку. Прохладные пальцы легли в его ладонь, он сжал их, согревая жаром согретого солнцем тела, и потянул к себе. Билл грациозно поднялся и, как показалось Дэвиду, не спешил убирать руку. Дэвид сам отпустил ее. Взглянул на Билла, желая и боясь найти ответ на свои смутные догадки. Но тот уже отвернулся, пряча глаза за длинной челкой.

***

Конечно, одним коктейлем дело не ограничилось. Скрепя сердце, Йост решил, что от пары стаканчиков еще никому не было худо. Однако он ошибся. Ребятам и пары показалось мало. В ход пошли убедительные доказательства, что где 17, там и 18, а уж до 21 и рукой подать. Что бог любит троицу. Главным аргументом, конечно, были долгие просительные взгляды Билла, перед которыми, как перед знаменитым взглядом шрековского кота было просто не устоять. Подали по третьему коктейлю. Йост немного нервничал. Понятно, что репортеров на острова никто не приглашал, но и без них любопытных было достаточно, а проблемы ему, ясное дело, не нужны. К тому же, нервничать уже было от чего. Билл заметно повеселел, тогда как Том, наоборот, осоловел и, кажется, собирался прикорнуть на плече у брата. Однако у Билла были явно другие намерения. Он, грациозно как кошка, высвободился из-под плеча Тома и, сверкнув на Дэвида своими замечательными, карими глазами протянул:
- Томмм, пойдем, потанцуем, а?
- Пойдем. Сейчас я встану, и мы пойдем.
- Куда вы пойдет? – Йост насторожился. – Билл, уже пора возвращаться в номер. Время позднее.
- Дэвид, мы же в отпуске и я хочу танцевать.
- Придурок, - уже почти сквозь сон усмехнулся Том.
- От придурка слышу.
Билл поднялся и, оглянувшись на Дэвида, прошел в центр зала, где уже переминались с ноги на ногу несколько пар. Йост проводил взглядом его стройную фигурку в белой, короткой маечке и свободных брюках чудом державшихся на худых бедрах: парень одевался явно не на вечеринку. «Ладно, этот хоть на ногах держится, а вот с Томом надо что-то делать, - подумал Дэвид и поискал глазами охранника».
Том между тем окончательно заснул. Йост попробовал разбудить его, но кроме невнятного мычания ничего в ответ не услышал. «Черт, только этого не хватало. Куда Хельмут запропастился? А, вот он, охранник, мать его, клеит кого-то. Ну, я ему… объясню международное положение».
- Хельмут. Хельмут!
Разомлевший охранник оторвался от официантки и недоуменно воззрился на продюсера.
- Хельмут, есть дело государственной важности.
- Да ладно, Дэйв, мы в отпуске.
- Мы – да, а ты – на работе. Короче, Тома надо увести в номер, но так, чтобы без шума.
- Да, паренек-то слабоват, - хохотнул охранник, взглянув на Каулитца. - Сколько он выпил?
- Галлон.
- Да ладно?
- Немного, Хельмут, всего 3 стакана.
- Ну, дает! Я с трех стаканов только еще во вкус вхожу.
Йост смерил охранника взглядом, от которого у того сразу пропало желание еще что-то спрашивать. Он приподнял Тома за подмышки и, привалив к себе, увел из зала. Йост вздохнул с облегчением. С одним разобрались. Остался еще один, и никто не даст гарантию, что с ним будет проще.
Меж тем, музыка заиграла громче, кто-то узнал Билла, его затащили в общий круг, жали ему руки, хлопали по плечам, обнимали. Странно, что фотоаппаратов не повытаскивали. Билл улыбался, кажется, ему нравилось внимание, он плавно двигался между танцующими. Йост вошел в круг и, аккуратно придерживая Билла за спину, прошептал ему на ухо: «Пойдем, малыш, уже поздно, у нас могут быть неприятности». Билл обнял его рукой за шею, развернул лицом в центр круга и громко представил, показывая рукой: «Это наш продюсер, Дэвид Йост, - люди захлопали, Билл, сияя улыбкой, продолжил - он говорит, что я должен уйти». Послышались недовольные возгласы.
- Нет, нет, нам пора, спасибо за приятную компанию – улыбаясь и настойчиво подталкивая Билла за спину из круга, проговорил Йост. Спасибо за внимание.
Танцующие проводили их аплодисментами, криками: «Браво, Билл», «Ждем тебя завтра». Билл, продолжая обнимать Йоста за шею, оборачивался и махал рукой до тех пор, пока они не подошли к выходу из зала. Охранник сделал шаг в сторону Йоста, но тот жестом показал, что справится сам. Он тащил на себе существо с заплетающимися ногами, стараясь не касаться рукой его обнаженной кожи, но чувствовал ее жар сквозь тонкую ткань майки. Билл был весел, пытался обнять Йоста обеими руками и бормотал ему что-то на ухо.
Номер братьев находился в конце коридора. Около своего номера Йост решил передохнуть и немного привести в порядок свою ношу. Он прислонил Билла к стенке, откинул ему волосы со лба.
- Билл, держи себя в руках, еще немного, и мы дойдем.
Билл обхватил его шею своими тонкими руками.
- Я хочу тебя, Дэйв, - прошептал он ему куда-то в плечо.
Сердце в груди у Йоста замерло на секунду а потом ожило, бешено забившись. Ладони мгновенно стали влажными. Казалось, он ждал этих слов с самого утра, читая их в странных жестах Билла сегодня на пляже. Ждал и боялся.

«Тааак, приехали. Черт меня дернул с этими коктейлями. Мальчик явно перебрал лишку. Господи, на руки его, что ли взять, чтоб быстрее дотащить. Я же не железный, могу и взаимностью ответить. Шучу, конечно. Ладно, так, Дэвид, ты взрослый, почти трезвый мужик, ты старше его вдвое. Ты справишься.»

Йост перевел дыхание и постарался отлепить от себя парня: «Это не ты, это твои коктейли, Билл».
- Нет, это было еще до коктейлей. Я давно хотел тебе сказать. Ты мне нравишься, Дэйв. Можно, я тебя поцелую?
- Ты мне тоже нравишься, Билл. Ты … красивый мальчик, но ты же понимаешь, что… это невозможно. Я старше тебя, я твой продюсер. И вообще, ты еще … не разобрался в себе, ты…

«Господи, что я несу?»

Дэвид старался быть серьезным, но это требовало все больших усилий. Билл окончательно повис на нем, и, казалось, совершенно не слышал. Майка его задралась почти до груди, и Дэйв держался за обнаженную талию, ощущая, как томление жаркого молодого тела постепенно передается ему. От парня одуряющее хорошо пахло, кожа его была нежной, бархатистой, тело податливо… Дэвид почувствовал, что начинает возбуждаться. Он постарался сосредоточится на том, как довести парня до номера, но Билл прижался к нему всем телом, сбивая мысли на иной лад. Надо было тащить его дальше, сам он, судя по всему, передвигаться был не намерен. Вдруг послышался скрип замка, кто-то собирался выйти в коридор. Йост молниеносно оценил обстановку, быстро открыл дверь своего номера и впихнул туда Билла. Тихо прикрыл за собой дверь, прислушался. Шаги в коридоре стихли, можно было идти дальше, но он снова оказался в плену рук Каулитца, прижатым к двери.
- Билл, послушай, нам надо идти, я провожу тебя в ваш номер, - зашептал Йост, как будто кто-то мог его услышать.
- Я не хочу в номер, я хочу тебя.
- Билл, ты выпил лишнего, тебе нужно проспаться.
Он отцепил руки Билла от своей шеи, но тут же сделал ошибку, заведя их ему за спину. Билл всем телом прижал Йоста к двери и коснулся его губ своими. Дэвида пронзило. Два года вынужденного воздержания болью отозвались в паху. Невольно Йост ответил на поцелуй, охватив губы мальчика своими - они были сладкими, то ли от коктейля, то ли от мыслей самого Йоста. Он сдался, отпустил руки Билла и обнял худое тело, ощупывая пальцами каждый его изгиб, прижимая к себе. Мозг усиленно боролся с происходящим, внушая Дэвиду остатки здравого смысла, но вскоре сдался и он, выбросив белый флаг. Нет, это не белый флаг, это белая майка, которую Йост незаметно для себя стянул с Билла и бросил на пол. Он чувствовал, как неумелые пальцы мальчика борются с застежкой его джинсов. Это вернуло его к реальности. Он сжал пальцы Билла и прошептал: «Билл, это невозможно».
- Я не требую невозможного, – произнес Билл подозрительно трезвым голосом. Йост посмотрел на него и вдруг увидел не пьяного разыгравшегося подростка, а молодого человека, почти взрослого, который жаждал любви, и искал ее, как слепой щенок. Он хотел Йоста так же сильно, как Йост сейчас хотел его. И еще Йост понял внезапно, что Билл тоже, 2 года, так же, как он сам, … потому что они в одной упряжке … и было не до чего, не до любви, не до секса - только работа. Но он еще не владеет своими чувствами так, как Йост – взрослый 34-летний дядя… И если уж Йосту сейчас снесло крышу, то что творится с ним – мальчиком, который так хочет любви… и… секса, вдруг вспыхнуло в голове у продюсера, да, обычного секса.
- Пожалуйста, - прошептал Билл, и глаза его заблести от внезапно заполнившей их влаги.
- Билл, что ты со мной делаешь?
Йост подхватил мальчика на руки и отнес на свою кровать.
Положил на простыни, опустился рядом на край, провел рукой вдоль тела, по груди, по животу до пояса брюк. Билл выгнулся на встречу движению ладони, взял кисть Йоста и повел дальше, вниз вдоль вытатуированной звездочки…
Йост задержал движение.
- Малыш, это очень серьезно. Если кто-то узнает, мне конец? Ты понимаешь это?
Билл опустил ресницы в знак согласия. Потом, глядя прямо в глаза продюсеру, произнес: «Никто не узнает. Никогда. - И надавил ему на руку».
Йост уже чувствовал пальцами волоски, бедра Билла приподнялись на встречу, с губ его слетел вздох. Йост не мог больше терпеть, в его собственных штанах было нестерпимо жарко. Он дернул завязку и стащил брюки с узких бедер мальчишки. Трусов под ними не оказалось. Теперь Билл был полностью обнажен и в полной власти Дэвида. Дэвид любовался телом Билла, гладил шею, тонкие ключицы вразлет, маленькие бледные сосочки, абсолютно плоский живот с черной звездочкой татуировки, изящные бедра. Он видел, как Билл возбуждается под его руками, тихо стонет, двигаясь на встречу теплым, сильным касаниям. Йост медленно провел ладонью по давно уже ставшему твердым член мальчика, охватил его, немного сжал. Билл стонал, уже не сдерживаясь, так, что Йосту пришлось прижать пальцы к его губам. Билл зажал губами их и начал посасывать, влажно щекоча языком подушечки. Теплая волна возбуждения прошла по телу Йоста, растеклась по ногам. Йост закрыл глаза, он не должен давать себе волю, иначе не известно чем все это вообще закончится. Переведя дыхание, он снова взглянул на Билла. Тот лежал с закрытыми глазами, прерывисто вздыхая, пальцами комкая простынь и медленно, немного стыдливо двигал бедрами в такт движениям руки Йоста.
Дэвид никогда не делал этого. По крайней мере, другому мужчине никогда. Но интуиция подсказывала что нужно и вскоре, движения Билла стали порывисты, пальцы замерли, сжав кусок простыни в комок, грудь выгнулась, еще секунда, и он кончил, сильно, с протяжным стоном, дернулся несколько раз и опал, тут же покрывшись испариной. Приоткрыв еще мутные от истомы глаза, со слипшимися от слез ресницами он блаженно улыбнулся. Приподнялся, наклонился к Дэвиду и тихонько коснулся его губ. Откинулся на подушку, повернулся на бок и свернулся калачиком, поджав под себя ноги. У Йоста защемило сердце. Он накрыл мальчика простынкой, поднялся и вышел из номера.
Рассвет уже тронул горизонт, окрасив край неба желто-розовым цветом. Тропические птицы начинали свой гомон, где-то крикнула обезьяна, утренний бриз медленно раскачивал огромные листья пальм. Остров еще спал. Йост вышел на пляж и побрел к кромке воды, сбрасывая с себя одежду. В паху невыносимо болело, но сильнее этой боли была боль его сердца. Он понимал, что совершил сегодня самую большую ошибку своей жизни, но так же понимал, что не мог поступить иначе. Оставалось уповать на здравый смысл Билла, если конечно, можно говорить о наличии здравого смысла у взбалмошного подростка.
Йост снял с себя все и вошел в воду. Теплая вода, ласково обняла ноги, бедра, живот, грудь… Он плыл на встречу рассвету, не зная, что ждет его впереди.

«Стук моего сердца, как звук твоих барабанов. Порой мне кажется, что, взмахивая палочками, ты дирижируешь моим сердцем, заставляя его трепетать, замирать или биться тепло и громко».

«Какая ерунда лезет иногда в голову, - думал Билл, стоя у кулисы и глядя на сцену». На сцене Густав восседал за своей установкой, как король на троне. Его соло заполняло пустой еще зал неистовым грохотом. Тарелки бились в истерике, сверкая медью, под ударами палочек. «Так и я, как эти тарелки. Стоит ему посмотреть в мою сторону, как мое настроение делает поворот на 180 градусов, как будто бы он обнял меня и прижал к своей груди. Как жаль, что мальчикам не принято выражать свои чувства, тем более нежные, тем более к другому мальчику. А мне и подавно, приходится прятать глаза, чтоб не выдать себя ничем, ведь по контракту... О, Боже! Контракты, договоры, правила, райдеры... Как я скучаю по тем временам, когда мы были не проектом, и даже не группой, а просто друзьями... - Билл тяжело вздохнул, оперся плечом о стену, совсем утонув в темноте кулис».
На сцене продолжал неистовствовать Густав. Лицо его было непроницаемым, лишь физическое усилие отражалось на нем. Никогда нельзя было сказать, о чем думает этот милый улыбчивый парень, все еще продолжающий смущаться от внимания прессы и публики.
- Брателла, а ты чего тут делаешь? – рука Тома рухнула на плечо.
Билл вздрогнул от неожиданности и поспешил отвернуться от сцены.
- Ничего. Смотрю, как сцену готовят.
Том метнул взгляд на Густава, вновь посмотрел на Билла. Билл порадовался, что полумрак и длинный козырек бейсболки скрывают сейчас его глаза.
- Всегда удивляюсь, как Гус успевает быстрее всех все делать.
«Да, он такой, – мысленно улыбнулся Билл – собранный, ответственный, он как будто старше нас всех и мудрее… - он оборвал себя на полумысли и сознании, что расплылся в улыбке. Еще не хватало, чтоб брат о чем-то догадался».
Густав, Густав, Густав. Последнее время он слишком часто и слишком много появляется в мыслях Билла. 6 лет назад, когда они еще мальчишками познакомились и собрали группу, он и не предполагал, что этот парень будет занимать в его сознании и сердце столько места.
Билл никогда не был одинок, рядом всегда был брат, на которого можно было положиться, как на себя самого. Том был старше на 10 минут и, при случае, всегда напоминал об этом «младшему». Он заступался за хрупкого, немного женственного Билла, а в последнее время все чаще. Ведь Билл был таким необычным ребенком, с таинственным внутренним миром, со странной внешностью… Такой не похожий на обычных мальчишек, которые окружали их.
А потом появился Густав, и Том почувствовал изменение в расстановке сил. Нет, Билл не отдалился, не стал чужим, но Том ощущал странное течение эфира от Билла в сторону молчаливого блондина с карими глазами. Понимал ли это Густав? Том часто ловил его долгий задумчивый взгляд в сторону брата и, что заботило его больше, молниеносные взгляды брата на ударника. Смущенные (это у Билла-то!), как будто он боялся, что его застукают. Еще он заметил, что брат изменился. Его макияж, украшения, одежда – все стало чересчур… чересчур… женственным. Порой он так походил на девчонку, что Том сам начал сомневаться, что у него брат. Отчим нервничал. Мама недоуменно искала причины. А они, похоже, были совсем близко и имя им – Густав.
Когда Том понял все это, он стал пристальнее следить за этой парочкой и с каждым разом опасения его находили новые и новые подтверждения. Последней каплей было то раннее утро, в гостинице, когда Билл озираясь и думая, что его никто не видит вышел из номера Густава в пижаме, с раскрасневшимся лицом и на цыпочках пробрался в свой номер – ни дать, ни взять, Ромео возвращается от Джульетты. А, может, наоборот. В тот день Билл был сам не свой. Все спорилось в его руках, он светился каким-то странным внутренним огнем. Проходя мимо Густава, старался так или иначе дотронуться до него, поймать его взгляд, улыбку. Как будто в мире не существовало больше никого кроме этих двоих. А как он пел!

Нас уносит тепло в бесконечность.
В лунном свете с тобой мы вдвоем.
Кто-то скажет: «Какая беспечность».
Что им дела до нас? Мы поем.
«Навсегда» - это все что осталось
Улетающим в вечность телам.
Бесконечность – такая малость -
Страшно близкою стала нам.*

А вечером Билл пришел в номер к Густаву. Закрыв дверь, он прислонился к ней спиной, боясь поднять взгляд. Густав подошел к нему, глядя снизу вверх. Билл снял ботинки и стал чуть ниже, чуть ближе к своему любимому блондину. Такому сильному, крепкому и надежному, что ему хотелось доверить все: и тело, и душу. Они молчали, боясь нарушить зыбкую тишину. Легкая тень прошедшей ночи стояла между ними, объединяя и разъединяя одновременно. Они балансировали на грани, и каждое движение было решающим. Билл поднял глаза, встретив молящий взгляд карих глаз, и они утонули друг в друге. Впереди была долгая ночь, без сна и без сожалений.

Среди ночи и ярких летних звезд они лежали рядом, сплетя пальцы. Их головы были так близко, что не нужно было говорить, достаточно было даже самого тихого шепота. Тела, чуть влажные, согревали друг друга еще не остывшим любовным огнем.
- Ты сегодня так здорово пел.
- Я пел для тебя. Ты слышал?
- Да. – Густав повернул голову. Профиль Билла на фоне черного неба. Он не верил, что все это происходит с ним. Что самый красивый мальчик на земле лежит сейчас в его (его!) постели. Ну почему жизнь устроена так по-дурацки?! Почему любовь не выбирает, чьи тела соединять вместе?! Билл повернул голову, как будто прочтя мысли Густава.
- Ты жалеешь, да? Ну… что я не девочка?
- Немного. Но я не знаю, любил бы я тебя, будь ты девочкой.
- Это все немного усложняет... то, что мы мальчики, - грустно улыбнулся Билл.
- «Я не я, когда ты не рядом со мной»**.
- Ты знаешь все тексты? – Билл улыбнулся.
- Да. Я всегда подпеваю тебе. Только ты не слышишь.
- Я слышу, – Билл нежно коснулся губ Густава губами.
Они прижались друг к другу, обнявшись.
- «Когда тебе будет тяжко, Я буду ангелом для тебя одного. Буду являться тебе каждую непроглядную ночь. И мы полетим вдвоем далеко отсюда, И больше никогда не потеряем друг друга»**, – тихо пропел Густав на ухо Биллу.
Билл улыбался, уткнувшись носом в его щеку: «Я жду тебя уже вечность, Но, как бы то ни было, Она не так уж бесконечна»** - прошептал он в ответ.
И они погрузились в сладостный сон только для того, чтобы присниться друг другу.

***

Он увидел его снова только через час, на репетиции. Билл был уже в гриме. Отстраненный, чужой, как снежная королева. Он даже не смотрел на Густава, а тот, исподтишка наблюдал, старательно отводя глаза всякий раз, когда Билл оборачивался в его сторону.
Эти чувства возникли внезапно, накрыв Густава с головой, приводя его в полное замешательство. Еще год назад они были совсем детьми. Хотя Билл всегда был немного странным, его пристрастие к экспериментам со своей внешностью было таким необычным для мальчика. Ребята всегда прикалывались над ним, когда в супермаркетах он пропадал в отделах косметики, в то время как их больше занимали диски и плэйстэйшн. Все изменилось буквально за несколько месяцев, когда Билл вдруг решил отрастить волосы, его макияж стал смелее и все меньше напоминал стиль эмо, а все больше - обычный макияж. Он становился неуловимо похож на девушку и чем больше он взрослел, чем длиннее становились его волосы и ногти, тем все меньше было в его манерах, взгляде, внешности того сорванца Билла Каулитца, с которым 6 лет назад познакомился Густав. Теперь все чаще каждый взгляд на Билла поднимал в сердце Густава странное волнение и рождал под диафрагмой холодок, медленно сползающий вниз, делающий свободные брюки, которые он всегда предпочитал джинсам, странно тесными.

Суматошный день немного отвлек от мрачных мыслей. Два интервью, репетиция и вечерний концерт на крыше. К одиннадцати вечера они были вымотаны донельзя. Сил не было даже для разговоров. В гостиницу возвращались в полной тишине. Вечно шебутные и ржущие братья молчали, откинувшись на спинки своих кресел, закрыв глаза. Георг неотрывно смотрел в окно, думал о чем-то своем и тоже молчал. Густав искоса бросал взгляды на Билла, любуясь точеным профилем и длинными ресницами. Смятение, рожденное утренним происшествием, вновь поднялось в его душе. К своему ужину Густав даже не притронулся. Приняв душ, он тщетно постарался уснуть, но сон, как и ужин, не шел. Первый раз он пожалел, что не курит. Выйдя на балкон, он обняв себя за плечи, смотрел на ночной, по-прежнему шумный город.
«Чего я полез к нему со своей любовью? Кто я такой вообще? Ударник. Стучал бы себе потихоньку. Нет, надо же, фронтмен мне понадобился, не меньше. Господи, вон, девок сколько, бери любую. Я что, педик что ли? Нет! А чего тогда? Просто… Билл особенный… Что он теперь обо мне думает? Так и думает, наверное, что я педик озабоченный. Нет, стоп, но он же сам начал. Он целовал меня… Может, он хотел меня испытать? А если б я его трахнул? Как, интересно, я бы это сделал? Я вообще не представляю как это делается с мужчинами. – Густав прошелся по балкону взад-вперед. Взгляд его как магнитом тянуло в ту сторону, где располагался номера Билла. На ограждении балкона он заметил отсветы окна. Билл не спал. "Почему он не спит? Может, думает обо мне, - подумал Густав, глядя на светлый квадрат. – Блин, я - дурак". Он вернулся в комнату, бросился на кровать, закрыв глаза, начал считать овец. Овцы шли медленно, нехотя, постоянно путали свои номера и сбивались на слово "Билл". В уши наБИЛЛась тишина. Слышен БИЛЛ лишь стук сердца и тихое урчание холоБИЛЛьника. К горлу подкрадывалась тошнота.
Густав поднялся. Взглянул на часы - 3 ночи. Нифига себе стадо! Он просчитал овец почти 2 часа. Снова вышел на балкон, повернул голову. Два квадрата между его номером и номером Билла погасли. В номере Билла по-прежнему было светло.
- Почему он еще не спит? – Возвращаясь в номер, размышлял Густав.
- Макияж снимает, наверное.
- Да ну тебя. Может, книжку читает?
- В три часа ночи? После такого дня?
- Ну а что тогда?
- Сходи, проверь.
- Ты с ума сошел?
- Ты же хочешь.
- Да, я представляю его лицо.
- Это надо решить.
- Что решить?
- Ты знаешь что. Это надо решить раз и навсегда.
- Мне придется уйти из группы.
- Значит, так тому и быть.
- А если забить?
- Рано или поздно это всплывет.
- Лучше поздно.
- Лучше сразу.
- Легко тебе говорить.
- Шутишь?
- Черт, черт, черт, я уже разговариваю сам с собой. Что мне делать?!
- Иди к нему
- А если он пошлет меня?
- Пойдешь обратно.
- Нет, я никогда на это не решусь больше.
- Конечно, нет.
- Нафиг, всё, пусть всё будет, как есть.
- :-\
- Прекрати. Господи, ну что мне делать?
Густав сел не кровать, обхватив голову руками. Он сидел, раскачиваясь из стороны в сторону, и стонал поэтому не заметил, как перед ним возникла тень. Медленно подняв голову, он увидел Билла. Тот стоял в пижаме, без привычного уже грима, его мягкие волосы струились по плечам. Свет с улицы создавал вокруг него светлый ореол, и Густаву на мгновение показалось, что у него видение на почве бессонницы.
- Билл?
- Дверь была не заперта? Я слышал голоса.
- А. Да… Это я сам с собой, - грустно усмехнулся Густав.
- Всегда приятно поговорить с умным человеком.
Они улыбнулись друг другу.
- А ты что не спишь? – Густав посмотрел Биллу в глаза.
- Не спится.
- И мне… Я думал…
- Я тоже. Ты не ел? - оглядев столик, спросил Билл.
- Не хотелось.
- И мне. А сейчас…
- Хочешь?
- Да.
- Давай, съедим?
- Давай, - улыбнулся Билл.
Они сели на пол около стола и начали есть одной вилкой, передавая ее друг другу по очереди. Постепенно, еда перешла в шутки, они уже смеялись, толкались и кормили друг друга с рук, ловили ртом оливки и хлебные мякиши. Играя, они не заметили, как придвинулись вплотную. Только уже задевая друг друга коленями, вдруг осознали свою близость и замерли испуганно. Сидя на полу, так близко, что слышно было дыхание, они смотрели друг другу в глаза. Страх мешался в них с желанием, и желание оказалось сильнее. Густав медленно поднял руку и притянул Билла к себе за шею. Последний раз взглянув в его расширившиеся глаза, он, как утром, упал в объятиях желанного тела, но теперь уже безвозвратно.

-----------------------------7d71481e1f028a
Content-Disposition: form-data; name="smiles_on"

1

ТОМ
- Как такое могло произойти? Неужели все действительно кончено? И ты... Ты больше... Не любишь меня...
Том сидел на кровати в своей комнате... Его сердце было разбито...
С тех пор, как всем все стало ясно, с того момента, как все узнали правду о Билле с Томом, все пошло наперекосяк. Ссоры в группе, скандалы с продюсером, ненавистники, подстерегающие в подворотнях, рядом с домом, во время прогулок... ДА ПОСТОЯННО И ВЕЗДЕ ПОДСТЕРЕГАЮЩИЕ!!! Даже собственная мать, кажется, смотрит на сыновей охладевшим взглядом...
... Однажды Билл не выдержал... Подошел к Тому... Взгляд его был каким-то странным...
... Прижал к себе Тома... Провел рукой, по его волосам... Как оказалось, последний раз...
- Прости... Прости меня... Я не могу так... Если так пойдет дальше... Том... Я боюсь... Нас могут убить...
- Не бойся... Мы же вместе... Ты и я... Ведь так?
Билл отпустил брата. Он отвернулся.
- Что случилось? - Том заволновался.
Билл опустил голову.
- Прости, Том... Но... Боюсь...
- Билл...
- Все кончено...
- Билл!
- Я не могу. Не могу больше терпеть все это. Все эти издевки, перебранки. Без конца оглядываться, не следят ли за мной, бояться кого-то. Я хочу любви, понимаешь?
- Но... Билл... Тебе мало того, что я тебя люблю?...
- Мало...
Тому показалось, что в сердце вонзилось шило.
Билл направился к двери.
- Билл, Билли, не бросай меня, прошу, Билл, ты не можешь все вот так оставить! - голос Тома дрожал.
- Прости... Но я все сказал...
Билл ушел, оставив Тома заливаться слезами...
********************
... Вспоминая тот злорадный день, Том ронял слезы, не понимая, за что брат так обошелся с ним. Ведь сам Том бесконечно любил его, не обращая внимания ни на кого и ни на что, и готов был душу Дьяволу продать, лишь бы вечно быть с Биллом.
- Билли, вернись ко мне. Я все, все тебе прощу. Абсолютно. Только вернись... - шептал Том, постоянно всхипывая.
Тут он услышал шаги в коридоре. Шаги Билла. С ним была девушка.
- Билл, это ты? О, ты привел с собой свою пассию? Ты познакомишь меня с ней? - послышался голос матери и ответный смешок девушки.
- Конечно же познакомлю. Даяна, - весело заговорил Билл.
Сердце Тома разрывалось. Билл начал гоняться за девушками с того момента, как сказал брату "Прощай". И каждый раз Билл водил их на вечеринки, в кино, в парк и - что было самым убийственным для Тома - домой. Теперь уже мало кто сомневался в том, что Билл - традиционал. Только Том знал, что все это - показуха, чтобы Билла оставили в покое... Точнее, он так хотел в это верить... Но с каждым днем верил все меньше...
- Билл... Билл... - рыдал Том, спрятав лицо в ладонях.
- Том! Ужин готов! Спускайся давай! Познакомишься с девушкой Билла! - постучала в дверь фрау Каулитц.
- Я не хочу есть.
- Ты не болен?
- Нет.
- Как знаешь. Твой ужин будет ждать тебя в холодильнике.
Том ничего не стал говорить в ответ.
********************
Все сидели за ужином и весело разговаривали. Самое лучшее время исчезнуть...
Том вошел в ванную комнату.Закрылся на замок. Включил воду и наполнил ванну теплой, почти горячей водой.
Пар поднимался до потолка. В зеркале практически не было видно собственного отражения. Том написал пальцем на зеркале имя брата и тяжело вздохнул.
- Почему ты так поступаешь со мной? Что я тебе сделал?
Том медленно разделся и залез в ванну. Положил руки, согнутые в локтях, и голову на бортик ванны и закрыл глаза.
...Том вспомнил те дни, когда они были вместе и ничто не могло разлучить их. Слезы снова покатились по его щекам...
... Вдруг Тому как будто померещилось, что Билл касается губами его губ, нежно гладит его плечи, грудь. Но он знал - это всего лишь плод его воображения...
- Билл... - прошептал Том... Его рука опустилась под воду и плавно легла на член... Том закусил нижнюю губу и запрокинул голову... Одна рука ласкала тело, вторая дрочила его член, покуда Том думал об одном... О Билле...
...Том услышал девичий смех из кухни... Его глаза открылись... Он вынул руку из воды...
- И как ты мог? Когда у тебя есть я?
Том привстал, дотянулся до бритвы, лежавшей на раковине, и снова сел. Вытащил из бритвы лезвие.
- Я не нужен тебе... Что ж... Тогда с этим надо поскорее покончить... Так будет лучше и тебе, и мне...
С этими мыслями Том вытер слезы и начал полосовать свои руки...
Сначала было небольно... Но потом Том озверел от злости на себя, на Билла, на его новую пассию... И стал резать глубже, чаще, быстрее, больнее...
Вскоре ванна наполнилась его кровью...
********************
... Очнулся Том в своей комнате. Страшно болели руки. От боли вопить хотелось...
Том открыл глаза.
Он лежал на постели, одетый в футболку и шорты. Кое-где на бинтах, неуклюже намотанных на руки, просачивалась кровь. Рядом с Томом сидел Билл и держал его за ладонь.
- Где я? - прошептал Том.
- У себя в комнате, придурок, - ответил Билл, накрывая его одеялом, - Ты мне скажи, зачем ты вены резал? Тебе чего, делать нечего? Ты мать чуть до сердечного приступа не довел! Чего ты этим добивался?
Том закрыл глаза.
- Как вы меня нашли?
- Даяне надо было руки вымыть. А ванная закрыта была. Даяна заметила, что из-под двери течет вода. Красная. Ну она мне об этом шепнула. Я к тебе пошел. Стучусь. Не слышишь. Кричу. Не слышишь. А вода-то течет! И до меня дошло! Это же кровь! Ну я дверь и выломал. Смотрю - ты в ванне захлебнулся. В крови. Ну пока никто не видел, я тебя вытащил и в комнату унес. Представь себе мамин шок, когда она увидела окровавленную ванну! Она же в комнату примчалась! А в комнате - я пытаюсь тебя откачать, искусственное дыхание тебе делаю, весь твоей кровью заляпанный. Откачал, слава Богу! Потом еще с руками твоими катастрофа... Бинтую, а из них все хлещет и хлещет... Кое-как вроде замотал...
Билл вздохнул.
- А теперь объясни мне - почему на зеркале мое имя начертано было?
Том не ответил.
- Я тебя, кажется, спросил. Не зли меня.
- Билл, ты все знаешь...
- Том. Мы уже не раз. И не два. И не десять с тобой говорили об этом. Забудь уже, а? Я люблю тебя только как брата. Бра-та! Ты понял?
Том отвернулся от Билла и тихо заплакал.
- Я принесу тебе поесть. Тебе нужно подкрепиться. Ты много крови потерял.
********************
На кухне сидела и плакала мать. Даяну всю трясло от шока.
- Все хорошо. Он пришел в себя, разговаривает. Мам, что ему можно сейчас поесть дать? Несложное такое... - вздохнул Билл.
- Посмотри... в холодильнике... - вытирала глаза фрау Каулитц.
********************
Вернувшись в комнату, Билл увидел Тома, стоявшим на подоконнике.
- Что... что ты... - Билл поставил поднос с закуской на ближайшую тумбу и бросился было к брату.
- Не подходи, - произнес Том и сделал мелкий шажок вперед, на карниз.
Билл остановился.
- Том... Том... Не надо... Не надо, я прошу тебя, Том! - умолял Билл.
- А смысл... Кому я нужен?...
- Том... Том, ты что?... Ты... Забыл?... А как же... А мы? А мама? А я? Ты ошибаешься...
- Ты? Я не нужен тебе... У тебя есть Даяна!
- Том! - из глаз Билла потекли слезы. - Не надо. Не бросай меня. Я же люблю тебя!
- Когда-то и я это говорил... - произнес Том...
- Смотрите, Том на карнизе! Том на карнизе! - наехали папарацци. Вспышки фотокамер...
- О, да... Я скажу все... Все, что хотел... Все... Я ничего не скрою... Слушайте все! Я люблю своего брата! Я пытался покончить жизнь самоубийством из-за него, но у меня не получилось! А теперь я всем говорю - я люблю Билла! Больше всех на свете! Я люблю! Люблю! Люблю его!
Том засмеялся и начал прыгать на карнизе, размахивая руками.
- То-о-ом!!! Прекрати-и-и!!! Ты же сейчас... - заревел Билл, от страха глядя на брата во все глаза, прижав ладони к лицу.
Тут карниз треснул и накренился, и Том со счастливым хохотом сорвался вниз.
- Я люблю тебя, Билл! - были его последние слова, прежде чем он свернул себе шею.
- То-о-ом!!! - Билл подбежал к окну. Он еще долго стоял и смотрел на труп брата огромными заплаканными глазами, не взирая на то, что его фотографировали со всех сторон...
********************
На следующий день Билл бросил Даяну. Как девушка ни пыталась выяснить, почему, ей не давали ответа...
********************
Только после смерти Тома Билл понял, как на самом деле любил брата. И как брат любил его. Как невыносима стала жизнь без него...
- Прости... Прости меня, братик... Мой маленький Томми...
********************
Вечером того же дня Билла нашли лежавшим в своей комнате на постели с тесаком в руке и перерезанной сонной артерией...

…В твоём номере, как всегда, беспорядок. Одежда разбросана по полу. Всё. Кроме так любимых тобой кепок, аккуратно сложенных на столике. Медленно подхожу и поднимаю с пола твою одежду. Аккуратно складываю на краешек кровати. Открываю окно. Сажусь на подоконник. Смотрю на улицу. Дождь. Брызги из-под колёс проезжающих машин. Люди под зонтами. Какая-то промокшая собака на поводке плетётся за хозяином. Ты выходишь из душа, полотенце на шее. Боже, какой же ты худой! Не могу поверить, что это думаю я. Если бы не то, ради чего я пришёл, я бы обязательно рассмеялся. Но почему-то это не кажется мне смешным сейчас. Всё как-то неправильно. Как-то до странности скомкано и нереально. Ты смотришь на меня. Просишь закрыть окно. А я, как завороженный, смотрю на тебя, не в силах ничего сделать. Ты прекрасен, Том. Ты – самое прекрасное, что когда-либо создавал Бог! И как я раньше мог, как раньше я смел этого не замечать? Том, ты…
- Чёрт, Билл! Да закрой же это окно! – ты уже почти на меня кричишь. Странно, но я подчиняюсь. Мне даже ничуть не обидно.
Ты отворачиваешься, берёшь с тумбочки пульт, включаешь телевизор. Громко. Так громко, что кажется, будто я сейчас оглохну. Переключаешь канал. Какой-то очередной хип-хоп-клип. Бит так и бьёт по ушам. Оглушая. Или так бьётся сейчас моё сердце?
А ты даже не смотришь на меня. Залезаешь под одеяло. Прислоняешься влажной спиной к спинке кровати. Закидываешь ногу на ногу, сжав между коленями одеяло. Заводишь руки за голову. Широко разводишь локти в стороны. Одеяло падает, обнажая твою грудь. Смотрю, как ты дышишь. Медленно и спокойно. Как бы я хотел сейчас оказаться на твоей груди. Потереться о неё щекой. Провести ладонью… Ты чуть вздрагиваешь, и одеяло падает ещё ниже, открывая часть живота. Дразнишь меня, Том? Ты дразнишь меня?
- Чего? – непонимающе спрашиваешь, повернувшись ко мне.
- Ты про что, Том?
- Про то, что я дразню тебя, - наглая ухмылка на твоём лице. – Просто ты сказал это вслух.
Смеёшься. И опять отворачиваешься к своему телевизору.
Я подхожу к твоей кровати. Несмело сажусь на самый краешек. Сердце готово выпрыгнуть из груди. Ты выключаешь телевизор и гасишь свет. Протягиваешь свою руку. Кладёшь её мне на талию. Под футболкой скользишь по спине. Ладонью обхватываешь плечо и резко тянешь вниз. Я падаю на спину. Перехватывает дыхание. Ты набрасываешься на меня. Резко, грубо целуешь, раздвигая мои губы своим сухим языком. Впиваешься, рвёшь руками мою любимую футболку, но почему-то сейчас мне это не важно. Я просто наслаждаюсь. Наслаждаюсь твоим желанием. Твоей дикостью. Твоей жестокостью и злостью. Обхватываю руками твои плечи. А ты уже успел расстегнуть мои джинсы и забраться рукой в трусы… А дальше всё словно в тумане. Не помню, сколько раз за ночь мы с тобой кончили. Помню лишь, что проснулся среди ночи от холода. Окно было распахнуто. Ветер буквально рвал занавески. Мне вдруг стало страшно. Я лежал и смотрел на эту серую в лунном свете занавеску, которую, словно парус в шторм, вот-вот порвёт ветер. И тут ты протянул свою руку и обнял меня. Прижал к себе. Что-то прошептал мне на ухо… И всё это стало мне не важно. Я забыл про холод, про страх. Потому что сейчас мы были с тобой. Потому что сейчас мы были вместе. Одни на целом свете. Ты и я. Вместе…

…В день, когда тебя хоронили, с самого утра лил дождь. Куча людей. Толпа поклонниц. В чёрном. Никто не кричал, не визжал, как обычно. Все молчали. Но чаще плакали. Приехал отец. Вначале подошёл к маме, что-то ей сказал, она что-то ответила. Спокойно, без криков, без скандалов. Потом встал справа от меня и обнял меня за плечи. Так, как совсем недавно ещё это делал ты. Что-то пытался сказать, как-то утешить… Я не слушал его. Я плакал, и даже ливший с неба дождь не мог скрыть моих слёз. Плакал, потому что в больнице, куда тебя привезли после аварии, последним, что ты сказал, было «живи ради нас, Билл. Не умирай!»

Я просыпаюсь среди ночи. Мокрая подушка. Мокрое лицо. Слёзы – даже, когда сплю – нескончаемым потоком. Мне одиноко без тебя, Том. Но ты запретил мне умирать. И я буду жить. Ради тебя. Ради себя. Ради той памяти о нас, что навсегда останется в моём сердце. Я протягиваю свою левую руку, скольжу ей по холодной простыни, заранее зная, что вот уже край кровати и… Пустота. Пустота, в которой ничего нет. В которой никого нет. Пустота, где только холод. Пустота, где только боль. Боль и одиночество. И всё. Но каждую ночь я всё так же упрямо тяну свою левую руку туда. Потому что помню. Потому что люблю. Тебя. И мечтаю коснуться. Всего один раз…

Мол. Старый. Полуразрушенный. Серый. Хрупкий, как и ты. Потёртый волнами. Весь в трещинах. Как мои худые руки – в тонких венах. Мокрый. Как моё лицо – от слёз. Скользкий. Забытый. Кое-где водоросли. Местами – раковины. Весь в выбоинах. Как моя душа. В них вода, порыжевшая, старая, зацветшая вода, как боль в моём сердце. Волны. Такие величественные, мягкие – как твои волосы. Бьются об этот мол. Как совсем недавно зеркала – о мои руки. Брызги. Мелкие, невесомые, невозможно-солёные вокруг меня. Я вдыхаю их и глотаю. Вместе со слезами.
Старый бетонный мол, на сотни метров уходящий в это прекрасное свободное море. Впереди – размытый горизонт. Лёгкие чуть серые облака. Тусклое солнце, будто лицо в тумане. Словно за вуалью – за этой мягкой, полупрозрачной дымкой. Где-то там. Где-то высоко. Где-то далеко. Так далеко, что и невозможно себе представить. Невозможно вообразить. Но – есть. Пусть и мне никогда туда не добраться. Где-то там, в этом бескрайнем небе. А ещё я верю, что где-то там – и ты. Такой же, как раньше. Такой же весёлый. Такой же хрупкий. Такой же невесомый, как прежде. Такой же светлый. Всё такой же прекрасный. И такой же одинокий, как и я. Я верю, что где-то среди этих бессчётных звёзд есть и твоя. И ты, ставший маленькой звёздочкой, светишь мне каждую ночь. Пусть еле заметно. Пусть так же слегка холодно, что и раньше, но светишь. Мне…
Ты когда-нибудь слышал море, Билл? Слышал этот шум? Такой раскатистый, вязкий, плотный? Но и тонкий, еле заметный. Рождающийся где-то далеко и уходящий туда же? Наверное, слышал. Но слышал ли ты его так, как сейчас слышу я? Этот едва заметный шёпот? Твой… Это едва заметное дыхание? Твоё… Это шуршание волн, как простыней по кровати? Этот медленный бег волн, словно наших рук по телам друг друга? Этот холодок твоего выдоха мне в лицо? Этот солёный запах бисеринок пота? Хрустальных слёз?
Я долго бродил по этому заброшенному пляжу, прежде чем набрёл на этот мол. Снял кроссовки и бродил босиком по этому влажному серому песку. Еле ступая. Медленно. Шатаясь. Не то от ветра, не то от рыданий. С трудом делая каждый новый шаг. Ноги увязают в песке, утопают по щиколотку. Там, внизу – холод. И влага. Наверху песок теплый, а внизу – обжигающе холодный. Леденящий. Холод…
Щепки, засохшие, гниющие водоросли. Мусор. Колотые ракушки. Камни. Поднимаю один и бросаю. Со всей силы. В это море. В это небо. В этот мир, что оставил меня без тебя. А камень просто падает в воду. Без брызг. Почти беззвучно. Лишь шумит море. Этот постоянный звук пузырьков газировки в стакане. Сводит с ума. Не прекращается ни на мгновение. Постоянное шипение. Постоянная боль…
Захожу в воду. Мокрый песок под ногами скользит. Оступаюсь, но удерживаюсь, чтобы не упасть. Иду дальше. С каждым шагом всё труднее. С каждым шагом – холоднее. Вода по колено. Останавливаюсь. Поворачиваюсь лицом к берегу. Смотрю на этот мусор на берегу: на поломанные, полусгнившие доски. На обломки весёл. На кучи сухих водорослей. На пластиковые бутылки. На брошенную здесь много лет назад потрепанную временем рыбацкую лодку с обломанным левым бортом. На осколки битого бутылочного стекла. На пару жестяных банок, связанных почему-то жёлтой верёвкой. На сереющее небо. На облака цвета загрунтованного холста. На набегающие волны. Хочу уйти оттуда, Билл. Уйти как можно дальше. К тебе. На небо. Закрываю глаза. Делаю ещё несколько шагов назад. Вода по пояс. Ещё пара шагов. Вода по грудь. Трудно дышать. Зато легко плакать. Зато легко кричать. Кричу, срывая голос. Хочу, чтобы ты услышал. Услышал, где бы и как далеко бы ты ни был. Поднимаю руки над головой и падаю на спину. Как на кровать – в эту холодную воду. Одежда мгновенно намокает. Даже не пытаюсь шевелиться. Просто качаюсь на волнах. Тянет на дно. Но почему-то не тону. Открываю глаза. Серое небо. Снова кричу. Так громко, как могу. Стараюсь перекричать это змеиное шипение моря. Хотя бы на мгновение его перекричать. Что-то солёное попадает в рот. В нос. Вода? Слёзы? Щиплет глаза. Сводит руки. Давит на грудь. И лишь серое небо перед глазами. Становится ближе. Всё ближе и ближе. Я уже тону в нём. Я лечу, Билл? Я лечу? Куда, Билл? К тебе? К нам? Какой горький привкус во рту. Как холодно. И тебя нет рядом. Чтобы успокоить. Чтобы согреть…
Открываю глаза. Песок. Захлёбываюсь кашлем. Изо рта течёт вода вперемешку со слюной. Облизываю губы. Солёные. Горькие. Сухие. Не такие, как твои. Не такие, как раньше. Одежда уже сухая. На голове нет кепки. Наверно, утонула. Шапочка порвана. Встаю на колени. Снимаю. Что есть силы, выбрасываю в море. Моментально тонет. Боже, Билл, как бы я хотел сейчас так же…
Ощупываю левый внутренний карман куртки. Нет, не потерял. На месте. Самое дорогое. У сердца. Поднимаюсь на ноги. Как долго я так пролежал? Час? Два? Часы запотели. Стоять трудно. Оглядываюсь. Всё словно в тумане. Вижу вдалеке какую-то серую полоску, уходящую далеко в море. Вереница брызг. Волны ломаются. Приглядываюсь. Мол. Шатаясь, иду туда. Жаль, что не к тебе. Ноги не слушаются. В ушах гул. И шум. Шипение. Море…
Ржавая, сломанная лестница сбоку. Мокрая. Уже отставшая от бетона. Куски облупившейся, вздувшейся краски. Хватаюсь онемевшими руками. Пальцы скользят. Босые ноги царапаются в кровь об искривлённые, рваные металлические ступени. Но всё же кое-как забираюсь на мол. Холодный бетон. Вода. Старая. Рыжая. Цветущая. Водоросли, мох на бетоне. Скользко. И почему-то грустно. Аккуратно ступая, постоянно скользя по этой морской гнили, иду. В море…
Губы пересохли. Облизываю. Соль. Другая. От воды. Не от крови. Не от крови, до которой ты кусал мои губы. Не от слёз, которых уже не осталось. Ветер. Треплет полы куртки. Сбивает, путает волосы. Шатает. Воет. Страшно. Но не оттого, что могу упасть и умереть. А оттого, что могу выронить из рук. Выронить и не выполнить твоего последнего желания. Ведь ради него я здесь. Иду. Волны бьются о мол, окатывая меня снопом белых солёных брызг. Я вдыхаю их и глотаю. Иду. Вперёд. Сжимаю в руках. Теплый, согретый моим теплом. Моей любовью к тебе. В моих руках. И навсегда – в моём сердце…
Подхожу к краю мола. Впереди – бескрайнее и бесконечное море. Впереди – яркий, золотистый горизонт. Заходящее солнце. И такое чистое небо. Свежий морской воздух. Россыпь брызг. Мягкие, пушистые волны. Успокаивающий шёпот моря. Убаюкивающая прохлада. Тёмная, как твои волосы, вода. Прозрачная, чистая. И я – смотрю в неё. Словно в твои глаза. Которых так не хватает теперь. Слушаю дыхание моря. Словно твоё ровное, тихое, еле заметное дыхание во сне. Сажусь и свешиваю свои ноги в эту чистую тёмную воду. Чувствую, как она ласкает их. Так же, как раньше это делали твои руки. Встаю и дышу полной грудью. Смотрю на уже появляющийся слева еле заметный полумесяц луны. И на краешек заходящего справа солнца.
Посмотри, Билл, видишь? Это золото заката? Эту чистую голубизну неба? Эту сахарную вату облаков над головой? А вон, смотри, видишь белый парус на горизонте? Видишь? Это всё для тебя, Билл! Это всё для тебя одного! Я люблю тебя, Билли! И всегда любил. И буду любить. Всегда…
В последний раз прижимаю к сердцу металлический цилиндр. Медленно кончиками пальцев отвинчиваю крышку. Перекладываю его в правую руку. Вытягиваю её в сторону моря. И наклоняю. Ветер тут же подхватывает твой прах, унося его в бесконечность. Ты этого хотел, Билл. Это небо, этот ласковый ветер, это вечно живое море – твоё. Навсегда. Ты этого хотел, Билл. Теперь ты свободен…
Я стою на краешке этого старого бетонного мола, на сотни метров уходящего в море. Впереди – только что погасший закат. Сумерки. Прохлада. Я стою, разведя в стороны свои руки, и улыбаюсь. Ветер треплет мою одежду. Я смотрю вверх, в это темнеющее с каждой секундой небо, и вижу мелкие бисеринки звёзд. Я верю, что среди них есть и твоя. И с неё сейчас ты смотришь на меня. И улыбаешься…

Она упала и разбилась. звонкий шлепок о мостовую и ее не стало – разлетелась на сотни капель. Она была первая, но не единственная. Они стремились к земле, поблескивали и перемигивались.Он посмотрел вверх и улыбнулся.

- Билл, ты какой-то странный последнее время! На презентации был молчаливый.

- Ммммм…

- Билл!

- А, брось, Томми! Гляди, какие звезды!..

Звезды и правда были удивительными в этот вечер. Асфальт еще блестел от недавнего дождя, а на темно-голубом небе уже высыпали самые яркие берлинские звезды. Улицы были на удивление безлюдны, но братья не остались в одиночестве – охрана шла сзади, не смотря на аргументы близнецов о том, что до отеля 5 шагов.

- Наверное, где-то там горит и наша звезда!

- Нет, Томми.

- Эт почему?

- Просто мне кажется, что звезды загораются тогда, когда человек закончил свой путь, а мы от финиша далеки, как Рязань от Токио!

- Ладно, подловил!!! География – не мой конек!!!

- Ну и перелет! Никогда не могу уснуть в самолете! А ты спал как цуцик, Билли!..Билли??? Билл, ты уже залез в душ?

- М-дяяя…А чем ты недоволен? – Билл, напевая вышел из идеально-белой двери и бросил полотенце, которым вытирал голову на кровать. Другое полотенце, правда не намного больше, было замотано вокруг его бедер, а прозрачные капли, падающие с кончиков волос, пробегая по всему телу, стремились скрыться за ним.

- Недоволен? Ты худющий, вечно поешь, ты ходячее бедствие! За что тебя девчонки любят???

Но этого Тому не судьба было узнать. Густав и Георг не стучась ворвались в комнату. С разбега прыгнув на кровать Билла, Георг провозгласил:

- Вопрос! Какое в Америке национальное блюдо?

- Ээээ…

- Окей! Тогда может по пицце?

Прошло 2 года

- Черт, Билл! Ты стал невыносимым! Стал эгоистом! Ты перегибаешь палку и ведешь себя как истеричная девка!

- А у тебя одни только девки на уме! И не смей сравнивать меня с теми клячами, которых таскаешь в свою постель!

- Когда ты перестанешь раскрашивать глаза, тогда я перестану обращаться к тебе: « моя дорогая » !!

- …А знаешь, Том…это так больно…когда теряешь то, что по праву считал своим…

- О чем ты?

- Тогда чувствуешь себя…очень одиноким…самым одиноким…

- Что? Я не понимаю, Билл!

- Но я буду с тобой…когда ты почувствуешь себя одиноким, я буду с тобой….

- Билл, ты чего наелся? Не сходи с ума, ладно? А я пошел к Марисе!

Том обернулся у двери и скользнув по младшему брату взглядом сказал:

- Я люблю тебя!

- я люблю тебя, брат…- прошептал Билл хлопнувшей двери.

- Эх, жгучая дама!- Том с довольной улыбкой стянул с себя футболку.- Билли!

Тишина.

- Билли, ау!

Тишина. такая давящая, звенящая…

- Даже записку не оставил…

Том прошел в свою ванную, по пути раскидывая снятые с себя вещи. Легкое движение руки, щелчок – и дом наполнился энергичными битами.

Том открыл дверь душевой кабинки и увидел прислоненный к шампуню лист бумаги. Даже сквозь биты тишина била по ушам…

Лист был исписан неровным почерком Билла, строчки уходили вниз, а слова натыкались друг на друга.

«Хорошо, что ты ушел, Томми. А то бы я не смог. Ты, наверное, не поймешь…Тогда открой медкарту. Она лежит под твоим полотенцем.

Да, я боялся. Боялся разбудить тебя, когда кашлял кровью по утрам. Боялся лечь в больницу, ведь уже бесполезно, да и я бы не смог видеть тебя. Боялся сказать, потому что был слабым и трусливым. Но я больше не боюсь.

Я люблю тебя, Томми. Ни одна шлюха в твоей постели не полюбит тебя так, как я люблю.

Ты просто прости меня, брат. »

Лист выскользнул из ослабших рук и плавно растягивая полет приземлился на пол. Том схватил полотенце, и вслед за листком ему под ноги упала тетрадь, открывшись на последней странице.

« диагноз в очередной раз подтвердился: рак легких. На таком сроке операция бесполезна. Больному осталось не более двух недель. 16 ноября. »

« А сегодня…»- бешено заскакали мысли-« Сегодня …21! Всего 5 дней! Мы бы…Мы…»

Кровь пульсировала в висках, не позволяя контролировать тело. Том услышал голос, разрезающий проклятую тишину. Голос срывался на визг и был чей-то чужой, отчаянный, незнакомый: « Где ты, Билл?! »

Из ступора Тома вывел телефонный звонок.

« Билли?» Дрожащей рукой Том щелкнул кнопкой:

- Алло! Билли?

- Здравствуйте. Это загородная резиденция семьи Каулитц?

- Да…

- Это Том?

- Да. Кто вы?

- Я доктор Штольманн из областной больницы. Я обязан сообщить вам неприятную новость, Том. Вас не было дома и мы не могли до вас дозвониться. Ваш брат, Билл Каулитц был доставлен в нашу больницу около часа назад, врачи сделали все, что было в их силах. Но, к сожалению, несколько минут назад Билл скончался от потери крови…Том, вы меня слушаете? Том!..

Темнота застилала глаза, подбираясь откуда-то из глубин подсознания, мир накренился и поехал вбок. Последнее, что слышал Том – стук собственного тела о холодный кафель.

Том очнулся. Он не знал, сколько был без сознания. Каулитц выключил монотонно пикающий телефон и вышел из ванной. Его бил озноб, уши заложило и он чувствовал себя вне этого опустевшего мира. Скорее по привычке, Том натянул одежду и, толкнув дверь, оказался на улице.

Он поднял голову. Высоко в небе, усыпанном блестящими точками, кружились снежинки. Они устремились к Тому и стали медленно таять на его щеках, смешиваясь со слезами.

- Билли, где ты? Мне так одиноко…Без тебя…

В ту же секунду яркая звезда прямо над Томом погасла на мгновение и вновь загорелась.

Но он уже бежал. Сквозь запорошенный снегом сад, через кукурузное поле, путаясь в своих штанах, он боялся лишь опоздать. Все отошло на второй план и остался только он. Он и его цель. Деревья царапали руки, не пускали, ветер дул в лицо, но Том видел лишь блестящую дорожку, что начертил в небе падающий осколок. И сейчас Том так боялся потерять то, что по праву считал своим.

Том у самой земли подхватил свой подарок, и сам повалился в холодный снег. Он чуть разжал ладони, и маленькая звезда ослепила его, а прямо над ухом раздался обжигающий шепот: " Видишь, Томми…Брат…Я сдержал обещание..."